Два Эдипа Первый. *10 декабря прошлого года*
Впечатления неоднозначные - ох, и привиреда же я стала...
В плюсы - сценография!!! Это какое-то уже пари напоминает: ну что, что еще можно сотворить с этим пространством? А вот так: глаза в глаза! Вернее, глазами в спину, посмотрите нам из-за плеча: начало Эдипа, зритель чувствует себя то ли ангелом-хранителем, то ли расстрельной командой...
Минусы - не люблю все же знать сюжет заранее :( Миф об Эдипе и Иокасте худо-бедно помнился, зато можно было отвлечься от того, ЧТО, чтобы наслаждаться тем, КАК... Как? Да отлично! Если руки дойдут, обязательно каждому слова подберу!
Второй. *вчера*
Сказать, что смотрелся на одном дыхании? Не скажу. В первый раз показался затянутым – все из-за того, что ждала каких-то открытий от сюжета, а их не было… Сегодня была динамика, был ритм – это я исключительно про себя сейчас, особенности восприятия… И подумалось, что третий «Эдип» не за горами…
Какой сегодня был Эдип! Что же написать такое, адекватное увиденному? Он был разным. Он был правителем и изгнанником, он был мужем и сыном, он был яростным и опустошенным… У него глаза горели, когда он юность свою вспоминал: да, пусть воспоминания эти не самые сладкие, но тогда он был юным, тогда еще все дороги были открыты перед ним, кроме дороги к дому… И потом он возвращался снова в Фивы, к вымирающему городу, к грузу нынешних забот – так было сыграно сегодня, просто браво!
От царя естественно вынуждали отвлекаться «сограждане фиванцы»: эта четверка образов временами заставляла жалеть об отсутствии второй-третьей пары глаз – за их отношениями с государством, богами и между собой хотелось наблюдать не только в те моменты, когда они выходили на точки…
Истинный интеллигент
Шарлемань Кости Курочкина, честно говоря, и сам не рад, что попал в ряды «лучших граждан». Неуютно ему в эдиповом дворце, куда как лучше с жаром воззвать к небесам, протянуть руки к ним – они-то не упрекнут в бездействии. Не помогут, но хоть не будет так мучительно стыдно…
Рассудительный и внушительный Дмитрий Козлов готов «без шума и пили» кого надо допросить, кого надо доставить, а коли не захочет сам идти - «уговорить». Лишь бы польза была. Сидишь в зале, слушаешь его обращение к убийцам Лая и весьма неуютно: быстро-быстро роешься в памяти – не замешан ли? Потому что надо каяться самому, а то хуже будет…
«Народ фиванский» в лице Андрея Санникова – зритель или даже зевака. Почтение к власти? Уважение к богам? Да зачем!.. Боги – высоко, а власть-то нашими руками призвана: как посадили, так и снимем… В сцене обвинения Креонта, когда Эдип кивает на толпу: «А, может, ты уже и друзьями обзавелся?» - «зритель» превращается в «спонсора». Столько сразу всего на лице: «Да как он мог меня заподозрить! Да я ему верой и правдой! Столько денег вбухал! Ах, так это был риторический вопрос? Ффух… А вообще, надо присмотреться к этому, как там его… Креонту! А то что-то наш Эдип совсем за нервами своими не следит»… Ну, и конечно сцена рассказа Домочадца о смерти Иокасты. Здесь этому фиванцу только что попкорна не хватает…
Персонаж Дениса – человек действия. Если не действия, то слова! Темперамент не дает дослушать ни царя, ни провидца, ни к богам обратиться с должным почтением – надо же что-то делать! Время не ждет! У НАС ЧУМА! Мы вымираем!!! А еще были два шикарных сольных выступления: Пастух и «опоздавший к молитве». Про Пастуха как писать все равно не знаю – как в прошлый раз не знала, так и сегодня легче не стало… Во-первых, конечно же, эта сцена – практически кульминация спектакля, развязка… Во-вторых, возрастной грим, в-третьих, Андрей Санников, оттеняющий своей незамутненной радостью напряжение, которое висит между Пастухом и Эдипом… Не знаю, почему… Не могу пока разобраться, но второй раз эта сцена кажется мне самой сильной в спектакле.
А «опоздавший к молитве» - это просто песня, это видеть, конечно, надо, но попробую словами… Диагональ из двух строительных профилей на сцене, между ними – узкий лаз-проход. У «стены» - молящиеся. Словно договаривая с кем-то на улице, чуть не спиной вперед в храм влетает «опоздавший», резко останавливается, замолкает, осторожно косится по сторонам и медленно «выходит из храма». И потом уже с должным почтением заходит снова, но что он видит? Любимое молельное место занято! Приходится пояснять «охальнику», что «вас тут не стояло». И отстояв свои интересы, понять, что не молится сегодня что-то…
Креонт Фарида Тагиева – настоящий. Их спор с Эдипом, первый бросок друг на друга до сих пор перед глазами как стоп-кадр…
Тересий Валерия Долженкова – у меня ощущение, что в нем постоянно спорят две истины: сын друга vs убийца друга… И он то желает оградить первого от страшной правды, то торжествует, приоткрывая ее второму…
Про Иокасту Ольги Ивановой писать не знаю как. С ее глазами встретиться страшно…
А еще все же сильный протест вызывает само произведение: как-то с детства, еще с лягушки, которая сбила лапками масло из молока, привыкла думать, что «с жизнью надо бороться, Семен Семеныч»… А тут просто хоть ложись и ничего не делай, что на роду написано, того не изменишь…